Санька

Санька жил в Соломенном.
Так назывался поселок на берегу Логмозера. Расположение самого озера и залитых вокруг него болот и канав, было идеальным местом для охоты на водоплавающую дичь, а также для их гнездовья и для отдыха перелетных.
Во время открытия собирались сотни охотников и всем хватало места, и это происходит по сегодняшний день.
В последствии, основная масса охотников отправляется в лес, охотиться на глухаря, тетерева, рябчика и т.п. Для "утятника", это было очень здорово, ничто не мешало охотиться практически в одиночестве, особенно в нерабочие дни.

В давние времена, старики рассказывали, будто здесь охотились исключительно руководящие партийные органы.
Пожилые охотники, помнящие запах пороха далеких лет, рассказывали о несметных стаях черной кряквы, свиязей , шилохвостей и чирков. Рядом был домик местного охотобщества, со своим стендом, облагороженным асфальтированной дорожкой, с посаженной аллеей стройных березок.
В вольере жила медведица для притравки лаек, имелся свой лодочный парк, с узким каналом для выхода к месту охоты.

И повезло же Саньке жить со своей матушкой, в самой крайней избе на мыске, поэтому быть не охотником, он просто не имел права. Еще пацаном, едва увидев подъезжающие машины, мчался к сбору взрослых дядек с настоящими ружьями, с трепетом вдыхал аромат подобранной стрелянной гильзы, аккуратно складывая в коробку ровными рядками.
На открытие, спозаранку устраивался на мыске и вздрагивая от каждого выстрела, пытался разглядеть место падения очередной сбитой утки.

Шли годы.
Санька приобрел подержанную двустволку и постепенно, на соревнованиях в стрельбе по тарелочкам, он стал подбираться к высоким ступеням пьедестала.
Работал грузчиком на местном мебельном комбинате, а в свободное время, опутывал сетями озеро, никогда не обращая внимания на правила. По его словам, он не злодействовал, поймал на пузырь - и хватит. Так и жил одним днем, без всякой мечты о будущем.
> Приехав жить в край лесов и озер, я сразу разузнал о местах охоты на уток, и вскоре оказался на этом водоеме. Без лодки на озере делать было нечего, утка пряталась в тугих плавнях, к берегу подлетала в редких случаях.
Можно было спуститься на озеро, со стороны дамбы, но там пришлось бы еще тащить лодку и пожитки добрых 300 метров, а в самом поселке, от машины до воды метров сорок, вот и приезжали к дому Саньки все желающие поохотиться, порой заставляя транспортом всю улицу.
Одна беда - с лодкой пройти надо было по узкой тропинке между заборами проживающих, а на заборах колючая проволока, да гвозди. Вот и шли охотники, выдыхая из себя больше воздуха, оберегая драгоценное в то время плавающее средство.
Когда я познакомился с Санькой, у меня и машины не было, приходилось ехать до конечной остановки на автобусе, потом тащиться до дома Саньки, там на мысу качать одноместную лодку - в общем еще до начала охоты уже выматывался , а обратный путь по темному, да еще с дичью, был еще противнее.
Поэтому, на предложение Саньки, пользоваться его «кефалем» - я отозвался с радостью, тем более у него еще и "казанка" была с мотором, так что он не оставался без плавсредств.

Добрый и улыбчивый был Санька, но было одно НО!
Уж очень он "зеленого змея" обожал, и каждый раз при встрече, только об этом и разговаривал, сколько рыбы поменял на два пузыря, сколько приезжие охотники оставили после охоты…
Каждая история начиналась одинаково - взяли мы фуфырик...и т.д.
Жил Санька вместе с матерью, дом был большой, с настоящей русской печью. За домом, деревянный настил вел к баньке, а за ней мосток с пришвартованными лодками.
Иногда, чтобы попасть на утреннюю зорьку, мы приезжали с вечера, и конечно устраивали общий ужин, за огромным дощатым столом, накрытым старенькой клеенкой. Закусывая запаренным налимом в огромном чугунном горшке, вели обычные охотничьи разговоры.
Пили сын с матерью на равных, сами не просили, но и никогда не отказывались, а при разливе, завороженно смотрели на свою рюмку.
На вопрос, почему Санька не женится, мать отвечала - кому такой алкаш нужен, и Санька широко улыбался своим беззубым в тридцать лет ртом.
На следующий день мы охотились, а Санька, раздобыв с утра опохмелку, носился на "казанке" от одного мыска к другому, с широко распахнутой курткой на холодном ветру, ловко подбивая на ходу взлетающих чернетей.
Не одни мы были ему знакомы, все чаще и чаще его дом был заполнен приезжими охотниками, и Санька на глазах превращался в старичка, со слезящимися глазами, неопрятный и немытый, больше походил на бомжа.
Давно не стало охотничьей базы рядом с его домом, обросли взрослыми деревьями дорожки к номерам на круглом стенде. Пробитая деревянка Саньки, валялась за сараем, а "казанка" - пропита по случаю, вместе с мотором. Мать у Саньки покинула этот мир, пару лет прожив пенсионеркой, а он, вынужден был продать ружье из-за отказа в продлении разрешения.
Да и не ночевал у него уже никто, отпугивал людей он своим видом, но каждый сезон, по старой памяти, наливали приезжие охотники прозрачное зелье, и он как и прежде, с откровенной радостью, встречал каждую приезжающую машину, бессвязно бормоча о летающей дичи, где кроме мата, ничего нельзя было разобрать.
Вскоре все поля возле дамбы, залило водой, превратив акваторию в еще лучшую среду для дичи, и к месту охоты можно было подъехать вплотную, поэтому отправляться на мысок к дому Саньки, уже не было надобности, разве что посмотреть оттуда - не полетела ли северная.

Как-то, я и приехал с этой целью в начале октября, стаи гусей уже начинали тянуть, вот-вот и утка подлетит. Постояв у воды, разглядев в бинокль стаи свиязей, носящихся с одного края в другой, принял решение завтра приехать поохотиться. На обратном пути проходил мимо Санькиного дома, и увидев незнакомых мне людей, с синими носами, спросил - где хозяин?
Они и поведали, что уже год, как нет его.
Угорел он с двумя такими же приятелями, от той самой русской печки, не вовремя закрыв заслонку.
Уходя, услышал вопрос - может Вам лодка нужна?
Да нет…уже не нужна.