Очерки и рассказы Леонида Вертеля– члена Союза писателей России, страстного охотника и рыбака.

ПОДВЕШЕНЫЕ ДУШИ

То, что наша затея  добром не кончится, я, кажется, понял еще во время телефонного разговора. Потом, уже согласовав все детали поездки на злополучную  рыбалку,  несколько раз снимал трубку, чтобы перезвонить приятелю и дать отбой, но…всякий раз что-то меня останавливало. 
Здесь надо пояснить, что тремя днями раньше, мы уже закрыли зимний сезон на Онего. Сьездили по традиции с ночевкой, нарыбачились до отвала и, выйдя на берег, сняв шапки, попрощались с пресноводным морем до следующего ледостава.
А тут вот загорелись махнуть еще раз. Сегодня я точно знаю, что соблазнил меня не приятель, хотя он может подбить на авантюру кого угодно. Мне чертовски  хотелось встретиться еще раз с могучим лососем, который во время последней рыбалки внезапно выбил удочку из рук, и я, блеснивший с закрытыми глазами после бессонной ночи у костра, растерялся  и не смог подвести его к лунке. Таких поклевок  не было за все годы моих онежских рыбалок. Мысленно на берегу я  продолжал раз за разом тащить огромного лосося, и все больше почему-то верил, что далеко от тех мест он уйти не мог, а случись нам встретиться еще раз, промашки не дам.
Давно подмечено, когда человек совершает глупость, то он редко ограничивается только одной. Ну ладно, мы с приятелем по неистребимому мужицкому ухарству решились на предельный экстрим, а вот что заставило меня взять еще и  жену  на лед в конце апреля -  не поддается  ни какому обьяснению.
Утро выдалось на славу. Небольшой морозец  прихватил  растаявший  на льду снег, и глаз легко убегал по ровной поверхности в дальние дали, расстилавшиеся перед нами до самого горизонта. Слабый ветерок, успокаивая, тянул с озера. Когда же мы дошли до первой трещины, которую днями  раньше переходили по доске, и увидели ее полностью сжатой, ноги сами добавили темпа. А тут еще  показалось солнце, разливая вокруг легкую позолоту, и все, кажется, возликовало не только в природе, но и в наших душах.
Жена на широких пластиковых лыжах резво катила впереди, помогая себе палками, а мы с приятелем едва успевали следом. Четыре километра до своих старых, едва прикрытых тонким ледком лунок, проскочили в два счета,  блесны-обманки тут же  ушли под лед.
Я сидел, повернув лицо к ласковому весеннему солнцу, и, в ожидании первых поклевок, любовался уже прилетевшими с юга чайками. На городских помойках, вечно дерущиеся с воронами, они какие-то невзрачные. А тут - само изящество и чистота.
Достаю специально припасенный  хлеб и бросаю  птицам, давно приученным к рыбацкому угощению, и теперь вот  ждущим его от меня. Разбрасываю кусочки в разные стороны, чтобы досталось всем, и вдруг, наблюдая, как проворно они  их подхватывают, ловлю себя на мысли :  а ведь действительно хлеб - божественный продукт. Раньше как-то не задумывался. Но только хлеб, которым еще Иисус Христос в библейские времена накормил целый народ, едят почти все живущие на земле, и птицы, и животные, и рыбы, да и  многие насекомые не отказываются.
Клев в этот день был неплохой,  к обеду сигов было поймано  не только на уху, но, как у нас говорят, и на жареху. А вот той поклевки, что не давала мне покоя последние дни, так и не было. Эко, размечтался, подтрунивал я над собой, так тебе лососюги  и будут хватать по заявке. Глупые они что ли, всякий раз зариться на  железки!
Однако  хитрил я, успокаивал себя.  Я продолжал ждать и верить в свой фарт, верить, что в самый последний день рыбалки мы не можем не встретиться.
Но как я ни старался быть начеку, удар был настолько внезапным и сильным, что удочка снова чуть не вылетела из рук.  Как я  оказался рядом с лункой в пяти метрах от шарабана, толком не понял, то ли ноги принесли, то ли лосось  помог. И  когда уже началось « перетягивание каната », от страха за леску перехватило дыхание. Дурак, ну и дурак, ругал я  себя, вспомнив, что собирался взять более толстую леску со спиннинга.
До льда оставалось уже не больше двух метров, я начал косить глазом на приготовленный багорик, как вдруг мой лосось будто взбесился и ринулся в глубину. Леска, порезав руку, ушла следом помимо моей воли. В эти секунды мне показалось, будто сам я раздвоился : один все еще силился вытащить рыбину, а второй уже понял, не взять  эту царственную особу рыбьего племени,  не сьедобный этот лосось.
А еще через несколько секунд я стоял над лункой в полной прострации, совершенно не слыша компаньонов, оказавшихся свидетелями обрыва лески,
и теперь пытавшихся хоть как-то меня утешить, видя мою  жалкую физиономию и дрожащие руки.
Вместе с самой уловистой блесной ушла и вера в удачу. Теперь я уже точно знал, что праздника на моей улице, о котором  так мечтал, у меня еще долго не будет. От одной этой мысли на душе стало так тошно, что я в сердцах бросил удочки.
Какое-то время просто глазел по сторонам. Наконец, пытаясь  избавиться от горького осадка  на душе,  прибегнул к давно опробованной хитрости: задал себе вопрос, какой мы часто задаем в детстве сверстникам: а если бы тебе так? Если бы тебя так же, спросил я себя, за жабры да не на воздух, а под лед! И я вдруг невероятно отчетливо увидел все случившееся совсем другими глазами. Мне стало  жутко от одной мысли , что это не серебристый лосось, а я, беззаботно плавая, хватаю  необычную блестящую рыбешку, и в то же мгновенье неведомые силы волокут меня через какую-то шахту к пугающему свету. Волокут, раздирая рот стальными крючьями, в страшную бездну надо льдом. Боже, подумалось мне, какое же счастье, наверное, испытал лосось, оборвав удочку! Эта рыба всегда ассоциировалась у меня с царской птицей - соколом, и сейчас я легко себе представил,  как  стремительно он летит в своей  родной аквасфере, обретя свободу! Мне могут не поверить, но от  прежней досады не осталось и следа, и я готов был, кажется, уже радоваться, что повезло не мне , а лососю.
Однако в тот день у нас троих была возможность еще не раз представить себя на месте лосося.
Закончив рыбачить, мы смотали снасти и так же резво, как и утром, двинули к берегу. Но уже через триста метров путь преградила живая трещина шириной около двух метров! Сначала я опешил, увидев рябь между ледяными полями, но тут же сообразил, что пока разворачивались события с лососем, ветер изменил направление и прибавил силы. В ту же минуту стрельнула тревожная мысль -  нас застукала  подвижка  апрельского льда, после которой озеро легко начнет сбрасывать с себя ослабшие ледяные оковы.
На суше два метра – не препятствие, разогнался и…топай дальше,  на весеннем льду  не попрыгаешь. Не могли помочь и лыжи – оказались короткими. Трещина тянулась параллельно берегу. Решили рвануть на север в надежде, что где-нибудь поля должны сомкнуться. Увы, мы шли и шли, а трещина, убегая к самому горизонту, так и оставалась непреодолимой.
Оставалась надежда найти спасительную переправу в противоположной стороне. Жена на пластиковых лыжах успела обогнать нас  метров на двести, я с надеждой следил за ней, ожидая какого-нибудь обнадеживающего сигнала или крика. Увы, ничего хорошего впереди нас не ждало, наоборот, трещина в одном месте разошлась на два рукава, и это, если быть точным, были уже не трещины, а целые разводья, по которым ветер гнал небольшую волну.
Не доходя до стрелки,  решил проверить толщину льда. В воде он не виден, поэтому пришлось осторожно подбираться  к краю ледяного поля, чтобы пощупать багориком. Однако дотянуться  до кромки  я не успел, лед внезапно подо мной обломился и я  рухнул в озеро с вытянутым вперед багориком, будто показывая, какая там  устрашающая глубина.
Успев немного хлебнуть воды и залив нос, я резко - пока в куртке было много воздуха - развернулся, и в это мгновение моя рука и рука приятеля, успевшего лечь на лед, встретились. Не знаю, что еще в жизни придется пережить и что из пережитого запомнится, но надежная рука друга, поспешившего на помощь,  не забудется никогда.
После купели еще с ошалелыми глазами пытался искать багорик, не понимая, что, оказавшись в воде, в первую же секунду подарил его озеру. Оставалось выудить плавающую шапку.
Не знаю почему, но после того, как мои ноги побывали над пропастью, заполненной водой, память где-то раскопала  почти забытую  картину, увиденную  на конфетной коробке еще в юные годы. Наверное, это была работа маститого художника, потому что золотое хлебное поле накануне жатвы и проселочная дорога с двумя босоногими деревенскими мальчиками , несшими какие-то узелки за спиной на палках, были такими живыми, что невольно хотелось каким-нибудь волшебным способом туда перебраться, разуться и тоже пойти по теплой приветливой земле. Потом эта дорога, бегущая среди нивы с голубыми васильками, снилась мне много раз. И вот теперь в минуты отчаяния, когда твердь под нашими ногами  оказалась такой зыбкой,  я увидел ее снова. От этого видения, от понимания того, что на земле есть тысячи и тысячи безопасных дорог, а мы оказались на ведущей к гибели, сердце зашлось от отчаяния.
К счастью, жена  не понимала всей безнадежности нашего  положения. Она питала иллюзию некой защищенности, будучи на лыжах и со спасательным жилетом под курткой. Увы, мы с приятелем уже осознали - ни у кого из троих остаться в живых шансов не было -  между нами и берегом  просматривались еще более устрашающие разводья.
Не зная, что еще можно предпринять, наша троица, единственная на всем обозримом пространстве, продолжала топтаться на одном месте, придавленная нарастающим страхом.
И в это мгновение приятель увидел какую-то точку на середине озера, приближающуюся к нам. Я, потеряв в трещине очки, раз за разом спрашивал, что это такое, и мои дальнозоркие напарники наперебой радостно сообщали, что, кажется, это судно на воздушной подушке, которое мы иногда видели на просторах озера.
Когда все сомнения рассеялись, и даже  мне стал хорошо виден мощный пропеллер судна, нас захлестнула такая волна счастья, что впору было потерять рассудок.
Как мы грузились на волшебный ковер-самолет, толком не помню. В самый последний момент перед тем, как шагнуть в распахнутую дверь рубки, я оглянулся и  вдруг увидел, то, что придавленный ужасом не мог заметить раньше.
На притихшее озеро опустился чудный апрельский вечер. Предзакатное солнце окрасило в розовые краски, кажется, весь белый свет, и ледяные поля, ставшие совсем не страшными, и дальний берег с едва различимой деревней, и одинокое облако, зависшее прямо над нами. Кажется, никогда в жизни Онего не было таким красивым.
А по дороге выяснилось, что нашу бесшабашную троицу спасители заметили еще по утру, и когда начались подвижки ледяных полей, поняли, что беды  нам не миновать. Я попытался отблагодарить  хозяина судна – симпатичного молодого человека с загорелым, как у всех онежских рыбаков лицом,  протянув ему намокшие  в кармане деньги, но был встречен таким взглядом, что посрамленный тут же дал задний ход.
Тиски страха начали потихоньку разжиматься, а в голове продолжал пульсировать не дававший покоя вопрос, ну, почему нам так невероятно повезло, почему Судьба в самый последний момент все же пощадила нас. И тут меня осенило.  Я  всё понял  и содрогнулся от того, что мне открылось : в те самые мгновенья, когда могучий лосось,  борясь за свою жизнь, в онежских глубинах рвал изо всех сил леску, на ней висели и наши души. И, если бы я  перед поездкой  заменил леску, если бы она выдержала - ковер-самолет в этот день летал бы где-то совсем в других местах.
Со скоростью автомобиля мы неслись к берегу, и я весь мокрый вжимался  в сиденье от страха, при виде очередной реки, преграждавшей нам путь. Но совершенно фантастическим образом наш ковер – самолет пролетал над волнами, и душа переполнялась  восторгом, совсем как в детстве во время первого в жизни полета на кукурузнике, когда на каждом вираже, казалось, завалившийся на бок самолет должен  непременно упасть, но он легко выравнивал крылья, и жизнь продолжалась.